Все течет, все меняется...
Забавно, но когда во сне вижу ее, я точно осознаю, что я сплю, и что она уже давно умерала. И, как это ни странно, не стремлюсь просыпаться. Ведь в реальности я уже не смогу ее взять на руки, погладить, послушать ее мурлыканье. Сначала, в темноте, мне показалось, что она другая - больше и с черно шерстью. А потом я взяла ее на руки и поняла, что она совсем не изменилась: все такая же легкая, как пушинка, пушистая. И все так же боится, когда ее берут на руки - у нее рефлекторно выпускаются преострые коготки, которыми она норовит вцепится в плечи. И все равно она любит сидеть на руках. Поняв, что ее не уронят и она в безопасности Мура тычется носиком в щеки и что-то тихонько напевает. Она всегда пела, когда ее брали на руки.
Маленькая, изящная, хрупкая. Казалось, что на нее дунешь - она рассыпется. И все же все знали, что в обиду она себя не даст. А особо наглые и настойчивые рожи получали изящной лапко с нехилыми коготками. Последние лет шесть я иногда называла ее Леди Меламори.
Последние лет 10 я видела ее только несколько месяцев в году.
Больше года ее уже нет.
И лишь иногда она навещает меня во сне...
Маленькая, изящная, хрупкая. Казалось, что на нее дунешь - она рассыпется. И все же все знали, что в обиду она себя не даст. А особо наглые и настойчивые рожи получали изящной лапко с нехилыми коготками. Последние лет шесть я иногда называла ее Леди Меламори.
Последние лет 10 я видела ее только несколько месяцев в году.
Больше года ее уже нет.
И лишь иногда она навещает меня во сне...
ДронХвостатый, кстати, научился лакать молоко из миски;
во всяком случае, он это признал как питание.
Всё проходит...
А что, он раньше совсем его за питание не считал? Вроде как лакал...
Зато сейчас одинаково требовательно мявчет и на кити-кет, и на молоко.
( Хотя мявчет он на всё требовательно, надо признать.)